Если вы стояли в очереди на паром к статуе Свободы в Нью-Йорке, то на одном из пирсов наверняка видели четверку моряков, терпящих бедствие. Это памятник морякам (официальное название - "морякам торгового флота"), посвященный реальной истории и установленный 8 октября 1991 года.

История его такова. В 1942 году судно Джорджа Даффи было потоплено немцами и он попал в плен. Со многими выжившими его перевозили на германском судне Uckermark. Капитан судна во время 1-й мировой сам был пленным и посему относился к бедолагам вполне по-человечески - им даже давали почитать газеты.

В одной из газет Даффи увидел фотографию с тонущим американским кораблем и пытающимися спастись моряками. Фото было сделано немецким корреспондентом, оказавшимся на торпедировавшей американцев подлодке U-123. Даффи вырвал страницу с фото и хранил ее все 3 года плена. После возвращения он безуспешно пытался выяснить судьбу моряков.

Удача улыбнулась только в 1980-е годы, когда к нему обратился капитан Артур Мур, писавший книгу по истории гражданского флота США. Газетную вырезку передали в ФБР, где сумели разглядеть название судна на одном из спасательных жилетов и восстановить его историю.

22 марта 1942 года субмарина U-123 встретила танкер "Маскоги" ("Muskogee") и торпедировала его. Из 34 человек на борту только 10 смогли покинуть тонущий корабль на спасательном плоту. В то время ожесточение воюющих еще не достигло животного уровня. Поэтому немцы не добили выживших, а снабдили их водой, провизией и даже сигаретами, и оставили на волю волн. Но морские боги оказались менее снисходительными, чем немцы, и домой из оставшихся на плоту не вернулся никто.

Было решено увековечить память моряков, погибших во время войны. В объявленном конкурсе победила Марисоль Эскобар (исп. María Sol "Marisol" Escobar), художница и скульптор венесуэльского происхождения. "Моделью" ей послужила та самая фотография из немецкой газеты.

Кстати...

Интересный эффект памятника: во время прилива фигура одного из моряков почти полностью скрывается в воде - над поверхностью остается только ладонь, устремленная вверх в отчаянном жесте.